Мотив "сокровищ" духовных и материальных в романах И.А. Гончарова "Обыкновенная история" и "Обломов"

Автор Маргарита Васильева

Введение

Интерес к ценностным аспектам романного наследия Гончарова и к выявлению авторского идеала жизни сказался в трудах ведущих гончарововедов: А.Г. Цейтлина, Н.И. Пруцкова, В.А. Недзвецкого, М.В. Отрадина, Е.А. Краснощековой. Однако особенности мотивно-архитектонической организации и аксиологии в романе И.А. Гончарова "Обыкновенная история" остаются малоизученными, что представляет научный интерес.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы продемонстрировать роль мотива «сокровищ» в романе Гончарова «Обыкновенная история» и выявить его аксиологические векторы: показать, как писатель с помощью тематических оппозиций духовное – материальное, небесное – земное проводит мысль о разнонаправленных ценностных ориентирах Александра Федорыча и Петра Иваныча Адуевых и двух антитетических жизненных стратегиях – искание и добывание «сокровищ».

В рамках настоящей статьи мотив, вслед за М.Б. Лоскутниковой, понимается как «сосредоточенность автора на проблемно-тематической конкретике в изображении героя или взаимосвязи героев». Теоретической опорой исследования стали изыскания в области эстетики М.М. Бахтина, Р. Ингардена, теория художественной целостности М.М. Гиршмана, положения об авторской телеологии, выдвинутые А.П. Скафтымовым, аналитическая практика В.Е. Хализева, обратившегося к ценностным ориентациям русской классики.

В выстраивании Гончаровым образов центральных фигур романа сказывается его основной «стилевой принцип в организации картины мира» – «изображение действительности в постоянном композиционном соположении»1. В обнаружении особенностей характеров Александра Федорыча и Петра Иваныча Адуевых значительный интерес представляют их ценностные установки. Соотнесенность разных, на первый взгляд, взаимоисключающих жизненных позиций персонажей служит стрежнем их внешнего конфликта. В архитектоническом строе романа эта контрадикторная оппозиция поддержана разработкой мотивного комплекса «счастья» и образующих его мотивов «мечтаний» и расчета, духовных и материальных «сокровищ», «поиска» и «добывания» счастья.

Духовное и материальное

Гончаров создает ценностную систематику образов Адуевых и развивает ее в мотивах «сокровищ» небесных и земных, создавая антитезу духовное – материальное. Александр Федорыч устремлен в сферу духовных, или, как их иронично называет Петр Иваныч, «небесных» ценностей: это «святые волнения» – любовь и «особый мир» – творчество (с. 210, 214, 265). Сам же Адуев-старший признает лишь материальные – земные – блага, которые «доставляет» дело – это «деньги», «комфорт», «чины» и предметы роскоши (с. 218, 390, 421). Петр Иваныч относит себя к категории людей обыкновенных: он «человек, как и все», «думает и чувствует по-земному» (с. 217). Племянник же не может разделить позиции дяди, про которого говорит: «небо у него неразрывно связано с землей», он «никогда не возносится до чистого, изолированного от земных дрязгов созерцания явлений духовной природы человека» (с. 212).

В дальнейшем автор развенчивает образ Адуева-младшего как человека, действительно устремлённого к духовным – небесным – «сокровищам», вскрывая его эгоизм и самообман. В романтической сфере личных отношений «священные и высокие чувства», как юноша называет свою любовь, оказываются лишь средством, благодаря которому он тешит свое себялюбие и чувство собственной значимости (с. 214). Высокомерие Александра Федорыча схвачено в речевой фигуре сравнения: влюбившись в Надиньку Люберецкую, персонаж, по замечанию повествователя, «вел себя с другими, как богатый капиталист на бирже с мелкими купцами», а, встречая Юлию Тафаеву, молодой человек размышляет, что «он, как законный властелин, вступил гордо во владение наследственным богатством и признан с покорностью» (с. 265, 360).

В отношениях с Надинькой Александр упивается мнимыми уникальностью и силой своих романтических чувств, «думая про себя: "Жалкие! кто из вас обладает таким сокровищем, как я?"» (с. 265). Пылкий внутренний монолог юноши повествователь обрывает ироничной номенклатурной пометой чиновничьего языка: «"кто так умеет чувствовать? чья могучая душа..." и проч.» (с. 265). Романтический знак возвышенного чувства, декларируемый молодым человеком в разговоре с дядюшкой, – «поцелуй <…> какая высокая, небесная награда!» – смыкается до опредмечивающих смыслов, обнаруживающих предпочтение персонажем девушки своим глубоким и особенным, с его точки зрения, переживаниям (с. 239).

Эпизодическая фигура Новинского, призванная в том числе усложнить мотивный узел, активизирует мотив «похищенного сокровища». В момент сокрушительных переживаний Александр Федорыч жалуется дядюшке на свое «несчастие»: граф «похитил все у меня», то, что «дороже всех сокровищ в мире» – «счастье, жизнь» [294, 296]. В своих стенаниях Адуев-младший сыплет романтическими штампами, все более заземляющих его чувство: дуэль для него – «благородный порыв», он заклинает, что граф «дорого заплатит за свое мастерство», «не [будет – М.В.] жить <…> и наслаждаться похищенным сокровищем» [296, 300]. Автор обнаруживает единственно себялюбивый и почти материальный – собственнический – интерес Александра к девушке. Вердикт молодому человеку выносит дядя, который говорит племяннику, что тот «неблагодарен» и поступает «дурно», браня Люберецкую и Новинского: «это эгоизм» [300, 306]. В ироническом замечании Адуева-старшего, о том, что ранее Адуев-младший «был на седьмом небе», а теперь не умеет «перенести горя», автор травестирует причины «мучений», постигших его: они заключаются не в «утраченном счастье» с девушкой, а в «том, что теперь другой» обладает ее благорасположением [236, 298, 308]. Гончаров показывает, что, Александр в своем уязвленном самолюбии неспособен осознать, что чувств и страстных эмоций недостаточно для того, чтобы «жить <…> полною жизнью» [308]. На уровне оппозиций земное – небесное, материальное – духовное, связанных в европейской культуре с христианскими идеалами, «сокровища» персонажа оказываются однозначно вписанными в парадигму земных – материальных.

Эпизодическая фигура графа Новинского, призванная в том числе усложнить мотивный узел, активизирует мотив «похищенного сокровища». В момент сокрушительных переживаний «об утраченном счастье» Александр Федорыч обращается с жалобой к своему дядюшке: Новинский «похитил всё у меня», то, что «дороже всех сокровищ в мире» – «счастье, жизнь» (с. 296). В своих стенаниях Адуев-младший сыплет романтическими штампами, всё более заземляющих его чувство: дуэль для него – «благородный порыв», возможность «оспо́ривать» своё, он заклинает, что граф «дорого заплатит за свое мастерство», «не [будет] жить <…> и наслаждаться похищенным сокровищем» (с. 296, 300). Автор обнаруживает единственно себялюбивый и почти материальный – собственнический интерес – Александра к девушке. На уровне оппозиций земное – небесное, материальное – духовное, связанных в европейской культуре с христианскими идеалами, «сокровища» персонажа оказываются однозначно вписанными в парадигму земных – материальных.

Заземление возвышенных упований Александра Федорыча на любовь, способность к которой воспринимается им как «дар», происходит в последующих романтических отношениях, показанных Гончаровым зеркально первым, причем персонаж сам играет в них роль презираемых им Надиньки – «изменницы» и графа – «похитителя» (с. 309, 337, 360). Автор в речи повествователя, сопряженной с субъектным сознанием Адуева-младшего, подбирает те же стилистические маркеры, что были явлены в словах молодого человека в адрес Люберецкой и Новинского.

Зазор между желаемым и наличным открывается Александром не только в любви, но и в творчестве, к которому он чувствовал «призвание» (с. 222). Крупное разуверение персонажа в том, что в него «вложен свыше творческий дар», замыкает череду его драматических разочарований в мнимо духовных устремлениях и подготавливает новые – в себе и в жизни (с. 451). Находясь в состоянии отчаянья, он размышляет: «сколько сокровищ открыл я в душе своей: куда они делись? Я пустил их в размен по свету <…> и <…> получил <…> горькое разочарование» (с. 392). Мотив «сокровищ» в данном эпизоде подается в трагикомичной интонации: Гончаров не наделяет Александра Федорыча способностью осознать, что духовные качества – «сокровища», которые персонаж называет, но которых он не понимает и которыми не владеет – не могут быть совместимы с эгоизмом и не должны приниматься человеком как данность. По мысли автора, их следует развивать в процессе самостоятельного и упорного труда над самим собой. Адуеву-младшему, исполненному тщеславия и самолюбия, рефлексия недоступна: «всю пустоту и всю ничтожность жизни», которые ощутил персонаж, связаны лишь исключительно с тем, что духовно пуст он сам (с. 414).

Литература

Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. 504 с.
Ингарден Р. Исследования по эстетике. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. 572 с.
Гиршман М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности. М.: Языки славянских культур, 2007. 385 с.
Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках. М.: Худож. лит., 1972. 543 с.
Хализев В.Е. Теория литературы: учебник для студентов вузов. М.: Высш. шк., 2004. 404 с.
Хализев В.Е. Ценностные ориентации русской классики. М.: Гнозис, 2005. 429 с.
Лоскутникова М.Б. Мотив Другого в романе И.А. Гончарова «Обыкновенная история» // Русистика и компаративистика. Вып. IX. М.: МГПУ, 2014. С. 99-115.